«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

в броженье. Толпы шли по городу с бранью и угрозами в адрес России. Пришлось вмешаться полиции, чтобы навести порядок. Уезжать надо было немедля. Матушку, больную, перевезли на носилках на вокзал, где сели мы в берлинский поезд. В Берлине царил хаос. Суматоха была в отеле „Континенталь“, где мы остановились. На другой день в восемь часов утра нас разбудила полиция. Пришли арестовать меня, нашего врача, отцова секретаря и всю мужскую прислугу. Отец тотчас позвонил в посольство, но ему отвечали, что все очень заняты и приехать к нам никто не может. Тем временем арестованных поместили в гостиничный номер, рассчитанный от силы человек на пятнадцать. Набралось нас, однако, с полсотни. Час за часом стояли мы, не имея возможности двигаться. Наконец нас отвели в комиссариат. Посмотрели наши бумаги, назвали нас „русскими свиньями“ и объявили, что упекут в тюрьму всякого, кто через шесть часов не покинет Берлина. Только к пяти смог я вернуться в гостиницу и успокоить отца с матерью. Думали они, что меня им уже не видать»[91].

Оказалось, что выбраться из Германии практически невозможно: «Надо было решать немедленно. Ирина позвонила по телефону кузине, кронпринцессе Цецилии. Та обещала переговорить с кайзером и тут же дать ответ. Отец в свой черед пошел посоветоваться с русским послом Свербеевым. „Увы, моя миссия тут закончена, – сказал посол, – и не знаю теперь, чем вам помочь. Все же приходите вечером“. Времени не оставалось. Арестовать нас могли с минуту на минуту. Отец бросился к испанскому посланнику. Тот объявил, что не даст в обиду русских в Германии, и обещал прислать к нам своего секретаря. Тем временем позвонила кронпринцесса и сказала, что ей очень жаль, но помочь она не в силах. Собиралась заехать к нам, но предупредила, что кайзер отныне считает нас военнопленными и через адъютанта пришлет нам на подпись бумагу о нашем местопребывании: гарантирован нам выбор из трех вариантов и корректное обращение. Подоспел испанский секретарь. Не успели мы объяснить ему всего дела, как явился кайзеров адъютант. Он торжественно вынул из портфеля лист бумаги с красною восковою печатью и протянул нам. Текст бумаги гласил, что мы обещаем „не вмешиваться в политику и остаться в Германии навсегда“. Мы оторопели! С матушкой случился нервный припадок.

Она сказала, что сама пойдет к императору. Я показал нелепую бумагу испанцу. „Как можно требовать подписать подобную чушь? – вскричал он, прочитав. – Нет, тут явно какая-то ошибка. Наверно, не „навсегда”, а „на время военных действий“. Наскоро посовещавшись, мы вернули бумагу немцу, просив подтвердить правильность текста и привезти документ завтра в одиннадцать»[92].

Решено было пойти на хитрость. «Отец снова поехал к Свербееву в сопровождении испанского дипломата. Наконец условились, что испанец потребует у министра иностранных дел фон Ягова предоставить в распоряжение русского посла специальный поезд для членов посольства и прочих русских граждан, желающих выехать из Германии. Список предполагаемых пассажиров министру сообщат немедленно. В списке, обещал Свербеев, будем и мы. Потом он рассказал отцу, что в тот день вдовствующая императрица Мария Федоровна и великая княгиня Ксения ехали поездом через Берлин. Узнав, что мы в „Отель-Континенталь“, они хотели было заехать к нам и увезти нас с собой в Россию. Но было поздно. Судьба их самих висела на волоске. Злобная толпа била стекла и срывала шторки в окнах вагона государыни. Императорский поезд спешно покинул берлинский вокзал. На другой день рано утром мы поехали в русское посольство, а оттуда на вокзал к копенгагенскому поезду. Никакого сопровождения, как полагалось бы иностранной миссии. Мы отданы были на милость разъяренным толпам. Всю дорогу они швыряли в нас камни. Уцелели мы чудом. Среди нас были женщины и дети, семьи дипломатов. Кому-то из русских палкой разбили голову, кого-то избили до крови. С людей срывали шляпы, иным в клочья изорвали одежду. Наш автомобиль был последним. Нас приняли за прислугу и не тронули. За минуту до отхода поезда прибежали наши слуги, перепутав вокзал. В панике они растеряли по дороге наши чемоданы. Мой камердинер, англичанин Артур, остался в гостинице с большей частью вещей, делая вид, что отлучились мы ненадолго. Артура арестовали и насильно удерживали в Германии все время войны. Только когда поезд тронулся, мы вздохнули с облегчением. Впоследствии выяснилось, что вскоре после нашего отъезда кайзеров адъютант явился в гостиницу. Когда императору Вильгельму доложили о нашем бегстве, он приказал арестовать нас на границе. Приказ опоздал. Мы проехали беспрепятственно. Несчастного адъютанта послали в наказанье на фронт»[93].

Из Германии удалось перебраться в Данию. «В Копенгаген мы приехали даже без зубной щетки. Отправились в гостиницу „Англетер“, и тут же начались визиты: посетили нас король и королева Дании со всеми родственниками, императрица Мария Федоровна с дочерью, тещей моей, и многие прочие, оказавшиеся проездом в датской столице. Все были потрясены случившимся. Императрица просила и добилась нескольких поездов для многочисленных русских, не имевших возможности вернуться на родину своим ходом. Назавтра мы покинули Данию. С парохода, плывшего в Швецию, императрица с явным волненьем смотрела, как удаляется берег родины ее. Но долг звал в Россию. В Финляндии нас ждал императорский поезд. Финны радостно приветствовали ее величество во все время пути. В Дании до нас дошли слухи о якобы финском восстании. Теперь эта встреча слух опровергла. А Петербург выглядел по-прежнему. Казалось, нет никакой воины»[94].

Большой интерес вызывают дневниковые записки врача Верхнеудинской больницы Забайкальской области Михаила Владимировича Танского, который со своей женой Екатериной Александровной был в августе 1914 г. в туристической поездке в Германии. 23 июля 1914 г. Танские прибыли в Берлин. Нахождение в городе омрачалось тревогой, а «самым насущным вопросом… являлся вопрос о… выезде из Берлина…Для этого необходимо было направиться в испанское посольство, под покровительство которого были отданы русские». На самом деле оказалось, что «посольство только визирует паспорт (ставит на нем свой штемпель и этим как бы берет официально под свою защиту)». «Физиономия города, – писал М.В. Танский, – резко изменилась: куда девалось прежнее спокойствие, беспечность?… Вокзальные платформы загромождены багажом, места в вагонах берутся с боя, и билеты продаются только до швейцарской границы», курс рубля резко упал, затем прекратились обменные операции, золото и серебро исчезло из обихода. Единственным удобным и быстрым путем возвращения домой был путь через Берлин. В последующем «заботы о русских подданных были возложены по договоренности на датское посольство в Берлине», оно решало вопросы о возвращении их на родину, но для этого требовалось время[95].

Жизнь русских в Берлине осложнялась тем,